Фёдор
Семёнович – второй сын Унковских – родился 31 января (12 февраля) 1821 года. С
сентября 1835 года Федор Семёнович начал свое обучение в московском Дворянском
институте, но полный его курс не окончил, так как по желанию отца перешел в
тогда еще вновь учреждаемое Императорское училище правоведения. Годы обучения в
этом учебном заведении свели Федора Семёновича с сыном известного писателя С.Т.
Аксакова Иваном Сергеевичем, который впоследствии сдружился со всей семьей
Унковских и провел какое-то время в их кругу в Калуге и Колышеве. После
окончания училища правоведения в 1841 году коллежский секретарь Федор Семёнович
Унковский служил в 7-м департаменте Правительствующего Сената вместе с другим
сыном С.Т. Аксакова – Григорием. В дальнейшем судьба их свела вместе и во время
службы во Владимирской Уголовной палате.
В 1843-1846
гг. Ф.С. Унковский вел служебную деятельность во Владимирской губернии, после
чего был переведен в Калужскую палату Гражданского суда товарищем председателя;
в это же время в Калуге в Уголовной палате служил его друг по училищу Иван
Сергеевич Аксаков.
В Калуге
Федор Семёнович находился до 1849 года, пока не получил назначения в Кострому
губернским прокурором.
Последние
месяцы своей жизни он проживал на даче Унковских в Анненках под Калугой, а
когда болезнь приковала к постели, был перевезен в Калугу.
В письме от
16 ноября 1863 года к двоюродному брату Ивану Федоровичу Лепехину Евдокия Семёновна
Унковская подробно описала болезнь Федора Семёновича.
«Милый добрый
друг Иван Федорович. Пишу под влиянием самого скорбного чувства. Вот уже 2
недели как болен наш милый Федя, и в настоящую минуту еще ничего не могу
сказать Вам убедительного, так мало мы имеем надежды на его выздоровление. Он
заболел 3 ноября воспалением под ребрами подкостной плевы правого бока. Сначала
думали, что это легкая простуда и ревматическая боль, и он только на 3 день
решился послать за доктором, который велел ему поставить пиявки, которые его
облегчили. Потом ставили ему 2 раза мушку и пиявки вторично. Стало ему лучше.
Но на 7 день болезни он почувствовал себя очень худо, жар в голове усилился,
мысли стали путаться, и к вечеру у него начался бред со страшным криком и
конвульсиями. Сделали консилиум и несколько успокоили больного, и опять как
будто стало лучше, но на 9 день к вечеру он почувствовал опять в себе страшное
нервное состояние. Опять послали за докторами, которые провели у него всю ночь.
Бедный Федя опять стал кричать и бредить, страшные конвульсивные движения снова
появились, и всю ночь он не переставал кричать, и был почти без сознания. Вы
можете посудить, что мы перечувствовали с папенькой это время, совершенно одни,
окруженные старой прислугою. Мы были в самом жалком состоянии. По телеграфу
дали знать братьям, но в настоящее время рекрутский набор, и им невозможно
оставить свои служебные дела. Яша, как ближайший, приехал на 3 дня к нам incognito,
потом подъехал из Москвы Сережа, которому тоже нельзя здесь пробыть долго,
потому что он с каждым днем ждет назначения бригадного командира. Ваня не может
отлучиться из Ярославля. Саша послан в Новгород. Мы перевезли нашего
несчастного страдальца в Калугу, где наняли квартиру весьма удобную. Папенька и
я остались в Аненках, потому что наше присутствие при больном совершенно
бесполезно, а только видеть его страдания и слышать его крик и постоянный бред,
это может иметь влияние на весь организм папеньки, который и так уже
настрадался и расстроился, видя несчастного Федю, который до сих пор без
сознания. При нем в настоящее время Сережа, а Яша вчера уехал опять В Тулу, он
намерен просить по телефону у министра отпуска на неделю, чтобы опять приехать
ходить за больным. Не знаю, удастся ли ему это исполнить. Кажется, мы устроили
нашего больного хорошо и удобно, 2 лучших медика его навещают. Его причастили
[...], и теперь папенька спокойно и терпеливо ожидает волю Божию [...]. Болезнь
его трудно определить. Доктора говорят, что воспаление кинулось на мозг, и
называют эту болезнь сильным [...] мозговых нервов. Болезнь Феди произошла, надо
полагать, от простуды и от сердечного огорчения. 1 ноября мы получили
телеграмму от Вани, в которой он нас уведомил о следующем: «Брат Михаил
пом[...], дети без присмотра, мне отлучиться из Ярославля нет возможности» Это
известие всех нас очень поразило и огорчило. Федя на другой день поехал в
Калугу, взял подорожную и собрался в Кострому, но 3 ноября, простудившись,
почувствовал боль под правой лопаткой на[.„] с грудью и на следующий же день
слег. После мы получили вторичную телеграмму от Вани, что Мише гораздо лучше,
потом Мария Андреевна уведомила нас, что хотя Мише получше, но присутствие
[...] там необходимо. Этой телеграммы мы уже не показывали Феде. Что делается в
Костроме, мы ничего не знаем, но один Бог видит, как тяжело нам и как душа в
тревоге. Одна молитва к Богу [...].
...Обнимаю.
Душа».
А в следующем
письме к И.Ф. Лепехину от 23 ноября она уже сообщала о смерти Федора: «...Скажу
Вам всю скорбь души моей - наш бедный страдалец после двухнедельной тяжелой
своей болезни 17 ноября в 4 часа пополудни окончил свою жизнь. Не буду
описывать, что перечувствовали я и папенька. Сережа был при последних минутах
нашего страдалица. Яша же, ходивший за ним 3 дня должен был по делам службы
возвратиться в Тулу, но в день погребения приехал Саша из Новгорода, где он был
на следствии, и Яша с Сонечкой. Сегодня утром Саша и Сережа уехали в Москву, и
в последующем уехали Яша с Сонечкой, и мы остались с папенькой совершенно одни.
Здоровье папеньки, слава Богу, изрядно, и он как христьянин перенес эту потерю,
но, видимо, это его потрясло, одна надежда на Бога, да укрепит и помилует он
его. Здоровье мое пока изрядно, но мысли сосредоточены на моем бесценном друге папеньке,
и я очень страшусь за него. Очень мы желаем Вас видеть. Обнимаю Вас крепко и
[...]. Любящая сестра и друг папеньки Авдотья Унковская».
Умер Ф.С. Унковский
17 (29) ноября 1863 года от воспаления мозга и был похоронен в Калужском
Лаврентьевском монастыре.
Своей семьи
Ф.С. Унковский не имел.